Эстония
В Эстонии почти 25 % населения являются русскими. В стране эстонцы и русские всё ещё довольно часто существую отдельно друг от друга: они живут в разных жилых кварталах, продукты покупают в разных магазинах, а дети ходят в разные школы. В момент, когда напряжение между Москвой и Таллином нарастает, может ли что-нибудь сблизить эти два параллельных мира?
Лийси Мёльдер
автор
Оксана Юшко
фотограф
Беларусь:
Алина в стране Луки
Литва:
Жизнь в “атомном городе” Висагинас
Украина:
Война на сцене
Латвия:
Современные герои Латвии
Молдова:
Молдавский коктейль
«Как можно сказать четырехлетнему ребёнку, что он оккупант?», – спрашивает Тииу, говоря о своем возлюбленном Вадиме. Вадим один из примерно 85,000 людей в Эстонии с так называемым «серым паспортом», означающим, что его гражданство не подтверждено и технически он негражданин. Обложка его паспорта, лежащего на столе, того же цвета, что и стены.
«Мой дедушка всю свою жизнь прожил в Эстонии, – объясняет Вадим, который не понимает, почему его обвиняют в том, где он (как и его мать) родился. – Почему я должен демонстрировать, что я – достойный гражданин?» 32-летний Вадим и 30-летняя Тииу познакомились в 2015 году. Тииу родом из Тарту, второго по величине города Эстонии, и она почти не говорила по-русски, когда они познакомились. Вадим родился в Санкт-Петербурге и переехал в Таллин со своей семьей, когда ему было четыре года. Сейчас пара живет вместе в одной квартире в районе Мустамяэ.
Когда он познакомился с Тииу, Вадим тоже едва говорил по-эстонски. «Я говорила по-эстонски, а он просто кивал головой: «Да, да», – вспоминает Тииу. Их романтические отношения начались благодаря музыке. Тииу, которая по профессии дирижер, заметила Вадима на концерте, где он пел и играл на гитаре в составе популярной среди эстонцев русской группы «Junk Riot». «Я просто собрала все свое мужество и написала ему письмо, где рассказала, что мне он очень нравится и что он может пригласить меня куда-нибудь, если захочет», – смеется Тииу.
Вадим научился говорить по-эстонски за три месяца. Сейчас это единственный язык, на котором они говорят дома. Понимание русского языка для Тииу становится всё проще благодаря тому, что она становится ближе к семье Вадима: мама Вадима говорит с ней по-русски, а Тииу отвечает по-эстонски. «Но в семье Вадима всё равно все разговаривают на разных языках с тех пор, как его сестра вышла замуж за китайца. Когда мы навещаем друг друга, то говорим на такой смеси эстонского, русского, английского, китайского», – рассказывает она.
Нарва расположена очень близко к российской границе, и её жители – это преимущественно русскоговорящее население. Здесь только 3% жителей являются эстонцами.
Четыре эстонца в русскоговорящем городе
В нескольких часах езды от столицы, в Нарве, 33-летний Рене и 37-летняя Бронислава идут на прогулку, чтобы где-нибудь поесть со своими детьми. Они энергично разговаривают на русском. Нарва расположена очень близко к российской границе, и её жители – это преимущественно русскоговорящее население.
В их повседневной жизни пара в основном говорит по-русски, хотя Рене и является эстонцем. «Я здесь обрусел», – шутит он, добавляя, что у него смешанная национальная идентичность, так как он живет в Нарве. Здесь только 3% жителей являются эстонцами. Как гласит местная шутка, «я и трое моих друзей». Русские не могут понять, эстонец ли Рене или нет, а эстонцы не могут решить, является ли он эстонцем. Рене даже сам не может понять, на каком же языке он думает. Бронислава воспитывалась как русская, поэтому считает себя русской. Однако она также идентифицирует себя с Эстонией и очень любит жить здесь.
Их двое детей, Эвангелина (8 лет) и Эмиль (6 лет), тоже говорят по-русски со своими родителями. Ева ходит на уроки эстонского языка с методикой «полного погружения», а Эмиль заканчивает детский сад с «погружением» и пойдет в школу с той же программой в следующем году. Бронислава говорит, что хотела бы, чтобы дети легко начали говорить на эстонском языке и потом не испытывали трудностей, когда вдруг придется учить его с нуля во взрослом возрасте, как самой Брониславе.
Семья живет в частном двухэтажном доме на окраине Нарвы. Рене работает в местном муниципалитете, где он занимается городским планированием. Также Рене руководит региональным отделением агентства недвижимости «Pindi Kinnisvara». Бронислава заведует кафетерием, который находится в Нарвском колледже Тартуского университета. Когда она ищет новых сотрудников, ей очень сложно найти кого-то, кто говорил бы на эстонском и на русском. А в доме Рене и Брониславы книги об истории Нарвы теснятся на полках на обоих языках. Бронислава помнит время, когда эстонцы приезжали сюда очень редко. «Не более чем 20 лет назад эстонцев просто травили», – добавляет Рене, вспоминая свое детство.
В те времена люди испытывали неловкость говоря по-эстонски на улицах. «Я убегал от русских мальчишек, которые хотели побить меня», – рассказывает Рене, подготавливая стол для игры в «Менеджера» (русский вариант «Монополии»).
«Мы были людьми другого сорта»
Вадим вырос в районе Ыйсмяэ в Таллине и тоже убегал от других мальчишек. Но они были уже эстонцами. Поскольку он вырос в русскоговорящей среде, окруженный российскими новостями и культурой, он идентифицирует себя как русский. «В моем детстве мы были просто русскими, которые живут в Эстонии, – говорит он, – а сейчас у нас появились нордические черты, и нам нравится держаться от людей на расстоянии, в отличие от наших соотечественников, живущих в России». Но когда он видит ребенка своей сестры, у которого азиатские черты лица, но который ведет себя как русский, Вадим чувствует, что понятие национальности становится все менее значимым.
Взаимоотношения между эстонцами и русскими стали особенно напряженными во время восстановления независимости Эстонии в 1990 году. «С этого момента, стало казаться, что мы люди другого сорта», – вспоминает Вадим. Русские в Эстонии были нежелательным напоминанием о советской власти, и они обычно исключались из профессиональных и социальных кругов.
А для таких эстонцев, как Тииу, период независимости стал временем триумфа. Она все еще помнит праздник в ее родном доме, где все плакали от радости и праздновали свободу.
«Эти вещи относятся к прошлому, – говорит Вадим. – Потом мы играли в баскетбол или футбол с некоторыми из этих ребят». Сегодня он и Тииу живут в районе Мустамяэ, который и русские, и эстонцы называют своим домом. Но когда в октябре у них родился сын, пара впервые почувствовала культурные различия, как только дело дошло до выбора имени. «Если русские предпочитают традиционные имена, то эстонцы любят выбирать имя, которое было бы по возможности самым особенным и оригинальным», – говорит Тииу. Она хотела назвать их сына Ирек, а Вадим думал, что мальчику подойдет имя Максим. «Назвать своего сына Максимом — также предсказуемо как, например, выбрать «Nike» при покупке кроссовок, – иронизирует Тииу. – Мне также нравилось сочетание Путин Иванов, конечно, но Вадиму оно не очень понравилось». После нескольких дискуссий Тииу и Вадим решили назвать сына Яковом.
Вадим и Тииу собираются отдать Якова в эстонско-русский детский сад, чтобы он мог говорить на русском языке. Владение обоими языками может очень пригодиться в Эстонии. Иногда Тииу задается вопросом о том, в какой же стране вырастет её сын Яков.
i
29.6% (более 383,000 человек) говорят по-русски. В то же время,
24.8% считают себя русскими (321,000 людей), и
1.7% считают себя украинцами (22,000 человек).
В Эстонии были проведено несколько национальных программ по интеграции, первая из которых была в 1997 году и фокусировалась на интеграции русскоговорящих жителей в эстонское общество. Следующие проекты были шире по охвату и нацелены на взаимную интеграцию.
В 2000 году были запущены программы языкового погружения, и некоторые русскоязычные школы постепенно вводили эстонский в качестве языка обучения. Сейчас русскоязычные школы вводят систему «60-40», по которой 60% образовательной программы преподается на эстонском языке, а 40% предметов может быть на русском.
«Это – моя родина»
Рене и Бронислава настроены более оптимистично. Они считают, что эстонцы и русские стали намного ближе друг к другу с тех пор, как все большее количество эстонцев стало приезжать жить и работать в Нарву. «Раньше вы никогда бы не услышали эстонский язык в кафе или магазинах», – говорит Рене. «А если бы вы его и услышали, то с удивлением повернулись бы и посмотрели на говорящего», – дополняет Бронислава, вспоминая как она впервые встретила эстонца, когда ей было 10 или 12 лет. Она считает, что это новое «разделене» совпало с развалом СССР, когда люди стали больше внимания обращать на национальность.
Раньше она обижалась, когда слышала: «Не нравится, так уезжайте». «Это моя родина, и мне нравится жить здесь», – объясняет Бронислава. И не важно на каком языке она говорит. «Я бы сказал, что ты сейчас больше эстонка, чем русская», – добавляет Рене и они оба смеются, рассуждая о своих смешанных идентичностях.
Они не ассоциируют сегодняшнюю политическую ситуацию с национальной принадлежностью, поскольку среди людей обеих национальностей есть те, кто имеют пророссийские и антироссийские взгляды. Они склонны думать, что политические взгляды на такие вещи, как, например, интеграция, связаны с уровнем образования и жизни. «Это глобальные вопросы, на которые мы не можем повлиять», – говорит Бронислава.
И Рене и Бронислава, и Вадим и Тииу считают, что эстонское и русское сообщества намного теснее связаны друг с другом, чем может показаться на первый взгляд. Поэтому они полны надежд на то, что у их детей будет светлое будущее.
Тем не менее, в ближайшем будущем Вадим собирается сдать экзамен на эстонское гражданство. «Я думал, что это довольно несправедливо рассматривать нас как оккупантов, когда же люди, которые родились позже нас, ими уже не считаются», – говорит Вадим. Он мечтает о примирении и о том, что несправедливым правилам настанет конец. «Я думаю, я мог бы сейчас даже пойти и проголосовать», говорит он.